ВОСПОМИНАНИЯ АЛЕКСАНДРА ИОНОВА О ЕГО ПОЕЗДКЕ В ГЕРМАНСКУЮ ДЕМОКРАТИЧЕСКУЮ РЕСПУБЛИКУ В 1972 ГОДУ ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Александр Ионов ездил на свою первую Родину (он родился 21 марта 1953 года в немецком городе Хемниц, бывший Карл-Маркс-Штадт) в Германскую Демократическую Республику в августе месяце 1972 года в возрасте 19 лет в составе группы новгородской молодежи по линии Бюро Международного Молодежного Туризма «СПУТНИК» при ЦК ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи). Цена путевки составляла 105 советских рублей. Воспоминания написаны летом 1973 года. На фото у подножия памятника Советскому Воину Освободителю в берлинском Трептов-парке вверху виден Александр Ионов (в левом углу фотографии) и немецкая переводчица Сильвия Тюдекс (справа внизу), которой и посвящены данные воспоминания...
Приехали в столицу ГДР на поезде Москва-Берлин примерно в 8 часов вечера. Мы уже устали от езды ( сначала по СССР, потом по Польше и ГДР) и теперь сразу выскочили из вагона, но на перроне возле нас никто не останавливался. Рядом какая-то девушка встречала своего парня. Она повисла у него на шее и исступленно целовала лицо, а он держал сумки и улыбался счастливо.
Перрон уже почти опустел, когда из подземного перехода появились две молодые девушки – одна повыше (светловолосая, с красной тонкой ленточкой в голове и с черной папкой и цветами в руке), другая полная (в джинсах, бывших раньше светло-коричневыми и с прической, разделенной на две короткие плотные черные косички). Они поздоровались с нами, вручили цветы и мы вместе пошли на другую платформу на S- Bahn и поехали ужинать в ресторан другого берлинского вокзала Hauptbahnhoff.
Нам подали обычный для немцев ужин – разные сорта колбасы, что-то еще и пиво, сразу необычно вкусное и пенистое. Выдали деньги – 211 марок, я недосчитался одной марки, поискал на полу, плюнул и пошел за всеми снова в это метро.
Мы приехали на станцию Alex и когда вышли, то впервые увидели как следует город. Хотя наступала ночь, площадь Alexanderplatz вся светилась огнями подсветок, рекламы и витрин. Было уже по-августовски темно, и я шел, возбужденный присутствием в чужом городе, обещавшем так много. На улицах было пустынно – движение автомобилей в Берлине не слишком большое.
Я уже по дороге старался быть поближе к немецким девушкам – они меня сразу необъяснимо к себе притянули, особенно та, что поменьше – ее звали Sylvia Thudecks или просто Зильвия. Когда мы пришли, наконец, к месту нашего жительства – гостинице BEROLINA, нам объяснили, что это слово необъяснимо, как, например русское абракадабра.
В поезде по дороге из Москвы я подружился с Витей Федоровым из Боровичей, и в гостинице мы поселились вместе в двухместном номере на 4 этаже. Поднявшись в него, мы быстро разобрали чемоданы и скорее побежали вниз – в нас кипело желание поскорее приобщиться к этому пока недоступному миру чужого и привлекательного города, другой неизвестной страны, другой нации.
Я прибежал первым, сел к стойке небольшого бара прямо в фойе и заказал кофе. Молодой бармен подал его в маленьком кофейнике, со сливками и сахаром. Уплатив за это две марки с чем-то, я понял, что кофе здесь лучше не пить – оно довольно дорого. (Но в этом баре тогда уже ничего больше не было, а мне очень хотелось что-нибудь поскорее заказать!)
В «Беролине» много баров – мы с Витей и еще двоими парнями из наших пошли вниз и выпили там холодной водки с водой. При этом один из парней рассказал, что они перед этим они вышли на улицу, остановили такси и попросили довезти до ближайшего ресторана, а шофер послал их через улицу – в ресторан «Москва».
Мы успокоились только во втором часу ночи. В номере работал радиоприемник. Постель была свежая, мягкая и очень удобная – я заснул на ней, как младенец. Утром надо было вставать рано и ехать в Потсдам на поезде.
Утро выдалось холодное, облака полностью закрывали небо, и оттуда (когда мы вышли из поезда электрической железной дороги) пошел сначала редкий, а потом уже настоящий холодный дождь. Мы ждали автобуса в большом и высоком зале вокзала и рассматривали толпящихся вокруг туристов из разных стран, киоски с газетами, журналами и сувенирами, пили пиво в столовой и просто гуляли по залу.
Это было первое утро в ГДР, и оно было все-таки веселым, волнующим и многообещающим. Ведь я впервые сказал Зильвии « Guten Morgen!» На это она удивленно, как мне показалось, посмотрела на меня своими выразительными темными глазами и ответила по-русски, который хорошо знала.
Наконец, подали автобус («Икарус-люкс» красного цвета), мы уселись и поехали. Я сел рядом с Зильвией и спросил ее о том, где она учится и проходили ли они уже основы марксистско-ленинской философии. Она сказала, что что-то проходили. Разговор смолк.
Мы подъехали к месту заключения Потсдамского соглашения в 1945 году и прошли по разным кабинетам – Сталина, Рузвельта, Черчилля… Я все время оглядывался на Зильвию – мне было весело оттого, что она ходит вместе со мной и иногда смотрит на меня.
Потом мы стояли в очереди, чтобы пройти во дворец Цецилиенхоф, где жили разные короли немецкие, и где выставлен клавесин, на котором играл (для них) И.С.Бах. Инструмент был старый, коричневого цвета. Я долго стоял и рассматривал этот клавесин и мне стало казаться, что я вижу руки великого композитора, играющие какую-то неизъяснимо прекрасную мелодию!
Зильвия переводила на русский язык, заметно волнуясь, объяснения экскурсовода. (В одной группе – человек 100, все одевают мягкие войлочные тапочки, чтобы не попортить красивейшие полы, и входят в одну комнату, в которой тут же закрываются двери – забавно!).
Вечером в Берлине мы с Витей пошли в ресторан «Москва» напротив нашего « Interhotel Berolina». В основном зале на втором этаже мест не было, и мы расположились в баре напротив, где была полутьма. За стойкой стоял высокий черноволосый бармен, немного развязный с завсегдатаями, но свое дело знающий превосходно. Он, казалось, порхал над стойкой, приготовляя коктейли, мороженое и всех одаривая густым « Danke!» или « Danke schohn!». Мы пили шампанское, потом мартини, слушая музыку из зала с припевом «О, Мария, Мария!». С нас было 15 марок на двоих.
На следующий день в Трептов-парке я прочел все надписи на каменных плитах перед памятником Воину-Освободителю. Я хорошо ощутил величие Победы именно здесь, перед могилами Советских воинов, павших в боях за Берлин. Я был очень серьезен, и когда мы вышли из парка, настроение стало радостным, как всегда после разрешенных вполне размышлений о смысле жизни.
Вечером человек 15 из нашей группы снова пошли в ресторан «Москва», но там не было мест и мы, заплатив по 3 марки за игру оркестра, оказались на 3 этаже ресторана «Берлин». Там меня охватило вдруг одиночество, беспокойство и тоска неизвестная ранее. Я вышел на Karl Marks Allee – улица была в огнях рекламы – и долго ожидал всех, сидя на скамейке.
В Берлине запомнился еще маленький охотничий ресторан где-то у реки, где в обстановке медвежьих шкур и оленьих рогов всю нашу туристическую группу замечательно накормили тушеной медвежатиной с картофелем.
В последний день после обеда мы ходили с Витей по « Unter den Linden» до Friedrichstrasse, где потеряли друг-друга в большом книжном магазине. Там я увлекся отличными репродукциями, книгами и пластинками. Я купил любимую мною открытку с картиной « Drei junge Damen» Лукаса Кранаха Старшего.
Восточный Берлин не произвел на нас впечатления большого города – может быть потому, что мы знали и видели, что рядом проходит граница с Западным Берлином, где живет 3 миллиона немцев – гораздо больше. Центр города построен заново после войны и отлично построен. Ансамбль Alexanderplatz с его телевизионной башней, отелем « Stadt Berlin» и фонтанами вызвал ощущение какой-то свежести. Но вокруг – в основном старые дома зелено-коричневого цвета и старые улицы, где гуляя в воскресный день (уже перед отъездом из Германии в Москву) параллельно Unter den Linden к Бранденбургским воротам, мы с Витей не увидели ни одного берлинца.
Но в первый раз мы уезжали из Берлина (туманным утром после дождя) на юг Германии, в так называемую Саксонскую Щвейцарию на Эльбе, немного в сторону моей первой родины (Карл-Маркс-Штадта или Хемница). Мы рано (уже с вещами) позавтракали в столовой по пути от отеля к станции S- Bahn, приехали на железнодорожный вокзал и получили сухой паек в бумажных мешочках. Там был хлебец, мясной паштет и лимонад.
На вокзале было сумрачно, гулко отдавались звуки железной дороги, вселяя в душу какую-то грусть. Вагоны нашего поезда были двухэтажные, непривычные для нас, и мы с Витей уселись, конечно же, на втором этаже вместе с Зильвией.
Мы сидели и смотрели вниз на перрон, где старая мать прощалась с молодоженами, едущими, как и мы, в Дрезден. Муж был в сильных очках и некрасив, да и его девушка тоже, но в них была такая энергия, и глаза их так светились, что сразу становилось ясно: они любят друг друга и эту пожилую женщину.
Я сидел у окна напротив Зильвии, наши ноги слегка соприкасались, и мне было весело, сам не знаю, отчего. Поезд шел быстро и без остановок, и часа через два мы были уже в Дрездене, где сразу же пересели на другой поезд до Bad- Scandau ( Ostrau) и поехали дальше. Дорога частью шла вдоль Эльбы, и мы заранее из окна любовались поросшими густым лесом крутыми берегами, высокими скалами темного цвета и маленькими селениями у их подножия.
Прибыв на вокзал, мы сели в автобус и он, петляя по дороге, поднял нас наверх склона к молодежному общежитию Rudy Hempel (два маленьких двухэтажных корпуса, стоящие напротив друг-друга), где мы и разместились под руководством директора – восхитительного прилизанного мужчины лет 50 с профессионально приветливой улыбкой.
После обеда за нами приехал представитель местного отделения Общества Немецко-Советской дружбы и мы с ним поехали на фуникулере в город Sebnitz – это в сторону от Эльбы по живописной дороге со множеством туннелей, которые неизменно вызывали у всех улыбку, так как в вагоне становилось ничего не видно.
Мы вышли в центре маленького городка в низине – там была ратуша и церковь, - а потом стали подниматься на высокий холм пешком по узкой дороге. На вершине холма в ресторане маленькой гостиницы для нас был устроен «прием». Место выглядело очень живописно – с холма открывался взгляд на пограничные чехословацкие деревушки на склонах, утопающих в зелени густых лесов.
На встрече были, в основном, старики за 50, запомнился только один, сидевший за нашим столом и сказавший мне, что воевал в войну, но только в Африке (все они сейчас на вид приветливые и доброжелательные!). Мы танцевали два раза с Зильвией, а потом всей гурьбой спускались вниз из ресторана – кто пьяный слегка, а кто – как следует!
Утром мы пошли в замок Bastei – на другую сторону Эльбы, на высокую гору, скалистую на вершине. Довольно долго мы поднимались по широкой тропе, закрытой со всех сторон зелеными ветвями деревьев и кустов, а придя наверх, долго ходили по крепости (раньше совершенно неприступной), и фотографировали там и обедали в ресторане.
Вечером был в Ostrau народный праздник, нам выдали красные жетончики. На празднике были вкусные жареные колбаски и много аттракционов. Выступал также оркестр и ансамбль округа Дрезден Группы советских войск в Германии.
А на следующее утро мы уже плыли в другую крепость на теплоходе « KARL MARX» вниз по Эльбе. Утреннее солнце временами выходило из-за туч и светило ярко, и мы сидели с Зильвией и Витькой вместе и восхищенно смотрели вокруг и прижимались, грея друг друга. Было свежо и радостно плыть куда-то с друзьями вместе… В крепости Rathen – живописнейшие места в скалах и такой же вид на Эльбу. Мы посмотрели оперу «Вольный стрелок» Вебера (прямо в лесу на открытой сцене, где декорациями – скалы) в исполнении актеров из Дрездена. Обратно мы ехали на пароме, а потом – на поезде.
Вечером того же дня была встреча с венграми, которые жили вместе с нами в общежитии. Со мной еще утром познакомилась, прицепившись, одна венгерка по имени Ilona (Елена) Hamori из Будапешта, и я сфотографировался с ней на набережной Бад-Шандау у пристани, на фоне лотерейных балаганов (Потом мы с ней несколько лет переписывались, как и с Зильвией). Там же перед посадкой на теплоход я нашел старые часы без стекла и крышки – потом в Дрездене мы с Витей расплющили их под трамваем. Ну а встреча с венграми закончилась тем, что двух наших мужиков принесли на руках (пьяными до потери сознания) их более трезвые собутыльники. По слухам, венгерского руководителя нашли только под утро в клумбе перед домом.
В то самое утро мы уехали из зеленого и уютного сельского края в Дрезден на автобусе. Сразу же по приезде была экскурсия по городу, который не произвел на меня большого впечатления. Говорят, что Дрезден – немецкий Ленинград (они города-побратимы), а Ленинград я терпеть не могу, сам не знаю, отчего.
Мы поднялись в вагончиках на высокую гору, откуда был виден хорошо город, потом ездили по улицам. (Я заметил где-то две большие фотографии советского и немецкого вождей – Хонеккера и Брежнева, причем фото Брежнева было чем-то белым перечеркнуто). Посредине Дрездена – все строится заново, и мы жили в центре – в гостинице “ Lilienstein”, входящей в новый туристический комплекс со встроенными магазинами.
На следующее утро мы поехали в городок Meissen вблизи Дрездена. Это старая фарфоровая мануфактура и еще там есть замок Albrechtsburg и знаменитый Мейссенский собор. В музее мануфактуры сидят живые экспонаты – пенсионеры и показывают, как делаются изделия из фарфора. В каждой комнате – по пенсионеру, а рассказ ведется неизвестно кем – через магнитофон. Потом мы ходили в войлочных туфлях по драгоценным полам дворца в замке, зашли ненадолго в собор.
Обедали мы у реки, в ресторанчике с названием, кажется, «Золотой якорь». Вход в него – через маленький дворик и там тесно, но накормили очень хорошо – что-то мясное подавали и (единственный раз) фрукты – небольшие зеленые яблоки. Потом группа долго стояла в обувном магазине и около него – все девушки покупали одинаковые (модные) туфли на толстой подошве.
Мы стояли у барьера на улице, было весело отчего-то, и Зильвия прислонилась ко мне сзади, обхватив перила, и сказала мне: - «Я тебя подожду!» (Я пошел в магазин на соседней улице, где хотел купить себе стеклянные бокалы). Потом мы шли на вокзал вдвоем, позади всех, и нам было хорошо друг с другом, хотя я и чувствовал определенную неловкость – ведь ей было всего 16 лет, а мне – УЖЕ 19! Вечером были с ней в Дрезденской опере и слушали «Волшебную флейту» Моцарта.
Оперу я как-то не мог воспринять должным образом, хотя и старался. Зильвия была в коротком розовом платье. Мы сидели на первом ряду высокого балкона и ели орешки, а в перерыве пили лимонад в буфете. Обратно в гостиницу мы шли по ночному Дрездену, ночь была темной и теплой, асфальт – влажным от дождя, а я спрашивал Зильвию, много ли преступников в городе? (Ничего умнее я не придумал спросить!)
Наутро у нас была экскурсия в Дрезденскую картинную галерею – Zwinger (располагается как раз напротив оперы). В музее запомнилась «Сикстинская Мадонна» Рафаэля (правда она висела так, что освещение было невыразительное, плохое). Из старых мастеров – Дюрер, Ван Эйк, Ботичелли, Тициан. Галерея новых мастеров живописи была на ремонте.
Вечером пили самодельные коктейли в гостинице и слушали музыку по радио, разошлись поздно. Зильвия у себя в номере рассказывала мне о своем друге – молодом коммунисте из ФРГ, показывала их совместную фотографию, читала на русском "Жди меня" Симонова… А утром мы уже ехали в вагоне быстрого зеленого поезда в город ярмарок – Лейпциг.
Лейпциг встретил нас солнечной погодой и свежим ветром. Мы остановились в отеле “ Zum Lowen” рядом с вокзалом, впервые в одноместных номерах. Рядом был и деловой проспект города, и до обеда мы прошли вдоль по нему мимо кафе, магазинов, Центрального универмага, церкви Святого Фомы в музей города Лейпцига. Там были модели старых трамваев, допотопные грампластинки с дырочками и другие экспонаты. Там я впервые услышал о «Битве народов», о которой потом часто упоминали.
После обеда в ресторане гостиницы нас повели в музей Георгия Димитрова – здание, где в 1933 году его (безуспешно) судили нацисты. Погода стала пасмурной, в воздухе носился мелкий дождь, и когда мы свернули с проспекта, я отстал от группы и пошел в уже замеченную мной церковь Фомы или Томас-Кирхе ( Thomas Kirche), где (я знал об этом) 30 лет работал и был похоронен мой любимый композитор – Иоганн Себастьян Бах (1685 – 1750).
У могильной плиты Баха вблизи алтаря храма лежали красные гладиолусы (я думаю, там всегда цветы – такой великий и стойкий человек этого достоин!). Я стоял возле могилы Баха, как будто оглушенный, и завороженно смотрел на стены и окна церкви, на витражи, на орган в западной ее части… Это были волнительные и прекрасные минуты! Когда я вышел и пошел искать музей Димитрова, дождь уже шел вовсю, но очарованный, я не замечал его. В музей я пришел мокрый и счастливый от увиденного.
Вечером была встреча с немецкой молодежью на заводе гальваники, куда надо было ехать на трамвае. На встрече за столом со мной сидел какой-то здоровый немецкий парень с красным (уже!) лицом. С ним мы обменялись двумя словами. Я спросил по-немецки: -«Кем вы работаете?», а он, пробормотав невнятно « Schlusser» (что значит – слесарь), принялся как следует за русскую водку, и больше я с ним не заговаривал. Я думал только о Зильвии.
А назавтра был уже новый – чудесный солнечный день, и мы ездили на автобусе по городу и попали в Томас-Кирхе, где проходило венчание, и слушали этот неописуемый орган и голоса мальчиков из Томанер-хора, и поднимались долго на памятник Битвы Народов - только затем, чтобы так же долго спускаться, посмотрев сверху на этот зеленый город, - и все время меня не покидало чувство радости от полноты жизни и свободы.
Но опустившийся вечер принес с собой какую-то пустоту. Мы втроем – я, Витя и одна из наших новгородских девушек, - пошли гулять по городу, и я отстал от них и долго сидел на скамейке пустого проспекта и тупо глядел на светящуюся рекламу мебели из Карл-Маркс-Штадта (Хемница, моей первой Родины) и вспоминал что-то, но никак не мог вспомнить, потому что очень устал. А мои спутники, как оказалось, попали в парк, где были замечательные аттракционы и весело. Они пришли поздно.
На следующий – последний в Лейпциге – день мы ходили в музей Ленинской газеты «Искра», потом в дом-музей самого Владимира Ильича Ленина (он был здесь 6 раз) – это меня взволновало, я был горд тем, что этот великий человек – русский так же, как и я. Ведь недаром я взял с собой в поездку и постоянно носил на свитере комсомольский значок с изображением Ленина – знак нашего единения!
Утром перед посещением музея я снова был один в Томас-Кирхе и сидел там, слушая орган, пораженный мощным, вибрирующим, буквально стоящим в воздухе его звучанием. Это продолжалось недолго, и вскоре сверху сошел органист – это был известный Ганс Кестнер, преподаватель музыкального института. Это утро я никогда не забуду – такое оно было чистое и прекрасное!
А на следующий день рано мы уже уезжали на поезде из Лейпцига в Берлин. Ехать было легко и немного грустно. Зильвия сидела напротив. Я улыбался, и она спросила – «Почему ты улыбаешься?» А я ответил по-немецки – « Einfach!» (просто!). Она тоже улыбнулась и поправила: - « Einfach so!» (просто так!).
В Берлине мы слонялись по городу до вечера, усталые и нервные, по пустым в воскресенье улицам и чуть не заснули на выставке картин « Bert Heller», а потом у фонтанов на Alexanderplatz. Было грустно быть одним в чужом городе! На вокзале мы распрощались и сели в поезд Берлин-Москва. Так августовским днем 1972 года закончилось мое путешествие на первую Родину.
Александр Ионов
Великий Новгород
лето 1973 года.
P.S. Весной 1996 года вновь нахлынувшие воспоминания заставили меня написать эту песню:
ЗИЛЬВИЯ
(Зильвии Тюдекс)
Словно птицы из рук, словно птицы из рук улетают года…
В заколдованный круг, в заколдованный круг мы попали тогда –
Словно два корабля, словно два корабля, ненадолго сошлись,
Только маркой рубля, только маркой рубля все равно не купить!
Зильвия,
Вспоминаешь ли ты еще обо мне?
Зильвия
Вот уж двадцать четыре года нашей весне…
Зильвия,
Это больше, чем жили тогда ты и я,
Зильвия
Я помню слезы твои, я помню слезы твои, вспоминая тебя,
Ты дочь Германии, ты дочь Германии, - мы разошлись, но любя!
Мы полюбили мечту, мы полюбили мечту на пароходе речном
И вдоль по Эльбе вдвоем, и вдоль по Эльбе вдвоем с тех пор с тобою плывем!
Твои письма я сжег, твои письма я сжег – не нужны мне слова…
Только счастья урок, только счастья урок усвоила голова!
Только стал я добрей, только стал я добрей и серьезней я стал –
Я милостью твоей, я милостью твоей на Родине побывал!
